Крылатая латынь. Цитаты. Пословицы. Надписи. Девизы. Эпитафии (8 стр.)
ла́ус ин амо́рэ мо́ри
Lectori benevolo salutem ♦ Благосклонному читателю привет.
лэ́ктори бэнэво́ло салю́тэм
Традиционное начало предисловия к книге.
Legant prius et postea despiciant ♦ Пусть сперва прочитают, а уж потом отвергают.
ле́гант при́ус эт постэ́а дэспи́циант
Иероним Стридонский, вступление к переводу на латынь Книги пророка Исайи.
Legere et non intelligere, nec legere est ♦ Читать и не понимать – все равно что вообще не читать; Чтение без разумения – труд напрасный.
ле́гэрэ эт нон интэлли́гэрэ нэк ле́гэрэ эст
Дистихи Катона (видоизмененная цитата).
Liberis nihil carius humano generi est ♦ Всего дороже роду людскому дети.
ли́бэрис ни́хиль ка́риус хума́но гэ́нэри эст
Тит Ливий, История Рима (сокращенная цитата).
Libro completo / Salt scriptor pede laeto ♦ Книгу закончив, весело пляшет писец (или: писатель).
ли́бро компле́то са́льтат скри́птор пэ́дэ ле́то
Запись на последней странице одной из средневековых рукописей.
Longa est vita, si plena est ♦ Полная жизнь всегда долгая.
ло́нга эст ви́та си пле́на эст
Сенека, Письма к Луцилию.
Longa via est: propera ♦ Долог твой путь, поспешай!
ло́нга ви́а эст про́пэра
Овидий, Скорбные элегии; перевод С. Шервинского.
Longae regum manus ♦ У царей длинные руки.
ло́нгэ рэ́гум ма́нус
Овидий, Героиды (видоизмененная цитата).
Ludendo discimus ♦ Играя, учимся.
Приписывается Готфриду Лейбницу (1646–1716).
Пленница. Фрагмент римской мозаики (Африка)
Magistratus indicat virum ♦ Должность выказывает человека.
магистра́тус и́ндикат ви́рум
Перевод на латынь изречения, приписываемого Питтаку, одному из Семи мудрецов.
Magnum in parvo ♦ Великое в малом.
Magnum miraculum est homo ♦ Великое чудо есть человек.
ма́гнум мира́кулюм эст хо́мо
Из латинского перевода греческого трактата Асклепий.
Magnum vectigal parsimonia ♦ Бережливость – большой доход.
ма́гнум вэ́ктигаль парсимо́ниа
Цицерон, Парадоксы стоиков.
Magnus liber magnum malum ♦ Большая книга – большое зло.
ма́гнус ли́бэр ма́гнум ма́люм
Перевод на латынь изречения греческого поэта Каллимаха.
Malum consilium est, quod mutari non potest ♦ Плохо то решение, которое нельзя изменить.
ма́люм конси́лиум эст квод мута́ри нон по́тэст
Сентенции Публилия Сира.
Malum est mulier, sed necessarium malum ♦ Хоть женщина и зло, но зло необходимое.
ма́люм эст му́лиэр сэд нэцэсса́риум ма́люм
Перевод на латынь стиха греческого комедиографа Менандра.
Manet omnes una nox ♦ Всех ожидает одна и та же ночь.
ма́нэт о́мнэс у́на нокс
Гораций, Оды (о смерти).
Maniae infinitae sunt species ♦ Разновидности безумия бесконечны.
ма́ниэ инфи́нитэ сунт спэ́циэс
Ф. Рабле, Гаргантюа и Пантагрюэль.
Mater criminum necessitas ♦ Нужда – мать [всех] преступлений.
ма́тэр кри́минум нэцэ́сситас
Кассиодор, Смесь (VI в.).
Maxima debetur puero reverentia ♦ К ребенку нужно относиться с величайшим уважением.
ма́ксима дэ́бэтур пу́эро рэвэрэ́нциа
Melius nil caelibe vita ♦ Ничего нет приятней, чем жизнь холостая.
мэ́лиус ниль цэ́либе ви́та
Гораций, Послания; перевод Н. Гинцбурга.
Mendacem memorem esse oportet ♦ Лжецу нужна хорошая память.
мэнда́цэм мэ́морэм э́ссэ опо́ртэт
Mendax in uno, mendax in omnibus ♦ Солгавший в одном, солжет и во всем; Солгавший в одном деле, солжет и во всех остальных.
Mens sana in corpore sana ♦ В здоровом теле здоровый дух.
мэнс са́на ин ко́рпорэ са́на
Meum est propositum in taberna mori ♦ Если умереть мне, так в питейном доме. ♦ букв. Мое намерение – умереть в таверне.
мэ́ум эст пропо́зитум ин табэ́рна мо́ри
Архипиита Кёльнский (XII в.), Исповедь.
Militat omnis amans, et habet sua castra Cupido ♦ Всякий влюбленный – солдат, и есть у Амура свой лагерь.
ми́литат о́мнис а́манс эт ха́бэт су́а ка́стра ку́пидо
Овидий, Любовные элегии; перевод С. Шервинского.
Militavi non sine gloria ♦ Я воевал не без славы.
милита́ви нон си́нэ гло́риа
Mille modi veneris ♦ [Есть] тысяча способов любовных забав.
ми́лле мо́ди вэ́нэрис
Овидий, Наука любви.
Minimum decet libere, cui multum licet ♦ Меньше всего должен хотеть тот, кому много позволено.
ми́нимум дэ́цэт ли́бэрэ ку́и му́льтум ли́цет
Сенека, трагедия Троянки.
Miseris succurrere disce ♦ Учись помогать несчастным.
ми́зэрис сукку́рэрэ ди́сцэ
Вергилий, Энеида (видоизмененная цитата).
Mora damnosa est ♦ Промедление гибельно.
мо́ра дамно́за эст
Mori est felicis antequam mortem invocet ♦ Блажен, кто умер прежде, чем призвал смерть.
мо́ри эст фэ́лицис антэ́квам мо́ртэм инво́цэт
Сентенции Публилия Сира.
Mors ultima linea rerum est ♦ Смерть – последний предел всему.
морс у́льтима ли́нэа рэ́рум эст
Гораций, Послания. В переводе Н. Гинцбурга: «Смерть есть предел всех страданий».
Mors ultima ratio ♦ Смерть – это последний аргумент; Смерть – последний довод всему.
морс у́льтима ра́цио
Morte carent animae ♦ Души не ведают смерти.
мо́ртэ ка́рэнт а́нимэ
Morti natus es ♦ Ты рожден, чтобы умереть.
Сенека. О спокойствии духа.
Multa petentibus / Desunt multa ♦ Многого ищущий – / Многим беден.
му́льта пэтэ́нтибус дэ́сунт му́льта
Гораций, Оды; перевод Г. Церетели.
Multa nocent ♦ Избыток вредит. ♦ букв. Многое вредит.
Сенека, Письма к Луцилию (видоизмененная цитата).
Multa paucis ♦ Многое в немногих [словах].
Иероним Стридонский, Против Иоанна Иерусалимского.
Multi famam, conscientiam pauci verentur ♦ Молвы боятся многие, совести – мало кто.
му́льти фа́мам консциэ́нциам па́уци вэрэ́нтур
Плиний Младший, Письма.
Multi multa sciunt, nemo omnia ♦ Многие знают многое, всего [не знает] никто.
му́льти му́льта сци́унт нэ́мо о́мниа
Multi multa sciunt, se autem nemo ♦ Многие знают многое, но себя [не знает] никто.
му́льти му́льта сци́унт сэ а́утэм нэ́мо
Ян Грутер, Хроника хроник политических деятелей (1614).
Multis terribilis timeto multos ♦ Кто страшен многим, пусть боится многих.
му́льтис терри́билис тимэ́то му́льтос
Из сборника Изречения Семи мудрецов.
Multis utile bellum ♦ Многим полезна война.
му́льтис у́тиле бэ́ллюм
Multum, non multa ♦ Много, но не многое; ≈ [Читать] немногое, но основательно.
му́льтум нон му́льта
Плиний Младший, Письма.
Mundus regitur opinionibus ♦ Мнения правят миром.
му́ндус рэ́гитур опинио́нибус
Мартин Лютер, Рассуждения на Псалмы.
Перевод maniae infinitae sunt species
*разновидности безумия бесконечны (лат.)
История визуально-юмористическая, о том, что случается, когда интеллект зашкаливает, энергии — через край, а «мирных целей», на которые все это можно направить, на горизонте не видно.
У тернового венца — ни начала, ни конца. .
Ненавижу вспоминать об этом.
Не-на-ви-жу.
Может быть, потому что никогда в жизни не делал большей глупости. И Кес говорит, что уже не сделаю. Не из-за того, что прошло много лет и я «поумнел», а просто потому, что это невозможно.
Кесу, конечно, виднее.
А я до сих пор иногда натыкаюсь на них в самых неожиданных местах. На них. На свидетельства моего врожденного слабоумия. Кес не убирает их вовсе не для того, чтобы они меня мучили, появляясь вдруг из темноты и служа вечным напоминанием о моей безалаберности, а просто потому, что это оказалось невозможно.
«Самоликвидируются. Со временем», — вздыхая, говорит он.
Я верю. Со временем исчезает абсолютно все. Беда только в том, что мне до этих светлых времен не дожить. Не стоит и мечтать. Не дожить, даже если я приму его предложение, чего я делать не собираюсь. Но об этом после.
Обо всем после.
А пока что я снова изображаю няньку для некоторых личностей с особо неустойчивой психикой.
Для некоторых поганцев, которым не хочется угощаться собственноручно сваренной кашей.
Для некоторых бездельников, которым становится скучно, если вокруг них ничего не происходит более пяти секунд.
Фэйт. По моему мнению, он не заслуживает благосклонности фортуны, которая исправно его бережет. Но ей, конечно, лучше знать.
Иногда мне хочется его убить. Довольно часто, если честно. Потому что у меня нет ни одного способа поставить его на место. Ни единого. Когда у него все в порядке – плевать он на меня хотел, а когда не все в порядке. А когда не все в порядке, я просто не могу читать ему морали. Он-то никогда не выясняет, сам я виноват, если попадаю в неприятности, или не сам. Спорить могу, что ему такие высокие материи даже в голову не приходят.
А я вот сижу и думаю, что так ему и надо. Потому что он сам виноват.
Это оттого, что я – негодяй и мерзавец.
А еще оттого, что очень неудачно все сложилось.
Ведь я. Понятное дело, что ничего конкретного у нас тогда не материализовалось. Просто сгустки отрицательной энергии или что-то в этом роде. Не знаю, это ли называлось в книге «множеством копошащихся демонов», но знаю точно, что никуда они не исчезли, когда зеркала треснули и свет погас. Я и в темноте прекрасно видел, как они по подземелью носились. Так и разбежались в разные стороны, когда я факелы зажег.
Фэйту я про них не сказал.
Сначала решил немного подумать, потом случилась эта дикая история с Белл, а теперь. Теперь я даже не знаю, как подступиться, потому что вопросом этим надо заниматься, а Фэйт настолько выпал из реальности, что мне уже даже не по себе.
У меня ностальгия. По тем сказочным временам, когда я точно знал, что мне нужно, а что нет. По тем временам, когда я ни в чем не сомневался. Когда я был уверен, что все само сложится как надо. А теперь от одной мысли, что бы со мной было, не окажись Айса в нужное время в нужном месте да еще и с нужными идеями, мне становится страшно.
Ненавижу страх!
Первый раз в жизни он мучает меня постфактум. Я даже предположить не мог, что так бывает.
Не знаю, почему я вспоминаю тот сумасшедший ноябрь, вместо того чтобы думать о нынешних веселых временах. Ведь сейчас все могло быть намного хуже. Сейчас мне просто повезло. Осенью Айс привлек всех, кого только смог, чтобы вытащить меня из неприятностей. А сейчас случилось чудо. Мне бы обрадоваться, встать в полный рост и поприветствовать его: «Здравствуй, Чудо! Я, Люциус Малфой, приветствую тебя! Заходи еще! Мне понравилось!»
Но я не хочу.
Потому что мне не понравилось. Совсем не понравилось.
Не знаю почему.
Не понравилось — и все.
Как-то я не ожидал от моего любителя шоколада такой тяжелой реакции. Тем более что все его нынешние проблемы несколько надуманные. С ним ведь ничего не произошло. Абсолютно ничего. Он даже в министерстве теперь желанный гость. Репутация — дай бог каждому. Он все сделал правильно. Кого не смог обольстить, того купил, кого не смог купить, того подставил, да так, что мало не покажется, кого не смог подставить… ну, того ведь и отравить можно.
Да мало ли… возможностей.
А к делу Лонгботтомов Фэйт вообще никак не причастен. То есть он, конечно, причастен, только кто об этом теперь узнает? А даже если и узнает, то ради бога — идите, доказывайте.
Нет, дело не в этом. Дело в «неправильных» мыслях. Потому что реальных проблем у него сейчас нет.
Все это меня немного расстраивает. Фэйт ничем особо не интересуется, ударился в философию, чего раньше за ним никогда не водилось, все время сидит дома. Даже, кажется, впервые за два года заметил, что у него есть сын. То есть замечал-то он и раньше. Как-то, помню, скандал был дикий. Нарси куда-то собралась, а Фэйт обещал посмотреть за ребенком. Так он наложил «Silencio» и забыл. А эльфам что? Не орет — и слава богу. Дня через три-четыре Нарси решила, что это странно: трехмесячный ребенок — и постоянно молчит. Повезли его в Мунго, а там им сказали, что на нем «Silencio». Нарси, как вернулись, у Фэйта палочку отобрала и все заклинания проверила. Короче, мы с Белл ее вдвоем держали, пока Фэйт прятался.
Но это все было еще при Лорде. Мы вообще в те времена жили довольно весело. А теперь Фэйт часами может сидеть в кресле и просто смотреть на играющего ребенка. Как-то сказал мне, что присутствие сына дает ему ощущение, что он сделал в этой жизни хоть что-то путное. Ну, не знаю. На мой взгляд, довольно глупо.
Хотя, вспоминая свой разговор с Дамблдором о Роквуде, должен признать, что польза от этого ребенка, бесспорно, есть.
Мне нужно было просто подумать. Немного подумать обо всем, что произошло за последние несколько лет. Подумать о том, что я буду делать дальше. Но нет! Они будто сговорились отравлять мне жизнь, пользуясь моим угнетенным состоянием.
Ну, подождите.
Я вам устрою.
Я обиделся.
Я никогда не видел маленьких детей. То есть видел, конечно. У меня есть племянники. Но когда они были малышами, я вообще не помню, чтобы хоть раз на них взглянул. А сейчас мне даже стало интересно.
Бледное белокурое создание с остренькой мордашкой, до неприличия похожее на Фэйта чертами лица и повадками, а на Нарси — какой-то общей бесцветностью. Ребенок, которого любят. Относятся, на мой взгляд, довольно легкомысленно. Например, однажды забыли в кафе на Диагон Аллее, а вспомнили только дома, и то не сразу. Но любят. Искали ведь потом.
Полуторагодовалый мальчишка забрел в маггловские кварталы, и его практически усыновили какие-то цыгане. Там-то, ближе к утру следующего дня, спящего ребенка и обнаружил Кес, к которому мы бросились, как только я узнал о случившемся.
Это был самый короткий путь. Драко ведь наш родственник. Как Кес это делает, я, правда, не знаю, но местонахождение забытого в кафе малыша определил секунд за десять, расстелив на столе карту Лондона и просто поводив по ней ладонью. А еще через три минуты Кес уже стоял рядом с нами, держа спящего мальчишку на руках. На все про все ушло у нас меньше получаса, учитывая тот факт, что минут двадцать Кес просто не мог успокоиться после нашего сбивчивого рассказа о том, как Фэйт сыночка потерял. Сначала наш «дядюшка» хохотал, потом морализировал и, только доведя Фэйта почти до истерики, отправил Криса за картой.
Признаться, мне очень интересно наблюдать за Драко. Всегда было любопытно, как Фэйт вел себя в раннем детстве.
Но мне кажется, что не так.
Ребенок ласков, капризен, избалован и уверен в себе.
Просто до безобразия уверен в себе и своих правах на родителей.
Фэйт точно таким не был. Его матери откровенно не было до него никакого дела. А Нарси постоянно прыгает вокруг этой сопливой козявки.
Время от времени Фэйт впадает в черную меланхолию. Тогда он забирает мальчишку и уходит с ним куда-нибудь наверх, куда Нарси попасть не может. Однажды он не спустился на ночь, и мне пришлось опять просить Кеса о помощи, потому что есть в Имении места, куда никто, кроме Фэйта, попасть не может. И многочисленные башенки как раз из их числа.
Кес полетал над Имением, нашел Фэйта и «надрал ему уши», как сам выразился. Думаю, что это некоторое преувеличение, но больше таких вещей не случалось.
А в целом настроение у него было препоганое, и мне это совсем не нравилось.
Понаблюдав за этим безобразием примерно месяц, я предложил Нарси провести эксперимент. Суть заключалась в том, чтобы точно определить настоящие масштабы отрешенности Фэйта от радужной действительности. Нарси, которой после ареста Белл не с кем было даже поболтать по душам, рассказала мне, как Шеф учил ее менять систему аппарации Имения. Потратив почти неделю, мне удалось понять, как Лорд это делал. Аппарацию мы общими усилиями перекрыли и даже заключили пари, через сколько нам ждать большого скандала. Я поставил на сутки, так как немного лучше Нарси был осведомлен об активной личной жизни нашего Дон Жуана, а Нарси — дня на три, так как лучше знала, в каком он сейчас трансе.
Результат расстроил нас неимоверно. К концу третьей недели абсолютной тишины мы наконец сообразили, насколько плохи его дела. Я не мог поверить, что за двадцать дней он ни разу не пытался покинуть Имение, и решился на провокацию. Я велел Эйву послать Фэйту письмо с просьбой о немедленном визите. Результат мы получили совсем удручающий.
— Я что, опять под домашним арестом? – злобно бросил Фэйт и почти на сутки заперся в спальне.
К вечеру следующего дня я сказал ему, что если он не откроет, то я сломаю дверь, и был милостиво впущен в темную комнату.
Он никак не отреагировал на мой честный рассказ про эксперимент, а вместо этого сказал, задумчиво разглядывая собственные ладони:
— Знаешь, Айс, мне все время такая гадость снится.
— А что тебе снится? – осторожно спросил я его, чувствуя неладное.
— Арбуз.
— Что?
— Арбуз. Мне снится гнилой арбуз.
— То есть?
— За мной гоняется гнилой арбуз.
Мерлин!
— Сильно гоняется?
— Да нет…
— А ты не пробовал от него не убегать?
— Я не убегаю.
— Фэйт?!
— Не знаю. Я даже не уверен, что это сны. Один раз вроде бы проснулся, а стою посреди коридора.
Вот и все.
Приехали.
И что я должен делать?
Никаких гнилых арбузов мне, конечно, не снилось. Я еще пока в своем уме. Во сне по дому не гуляю и шизофренией не страдаю. Просто они с Нарси меня невероятно утомили своими дикими выходками. Все время шушукаются за моей спиной.
Как будто я слепой.
И глухой.
И вообще недоразвитый.
А еще эти ее эльфы все время за мной следят. Что они себе воображают? Аппарацию перекрыли. Юмористы. Да у меня на Диагон Аллею портключ есть. Прямо в. Не важно куда. Я почетный клиент. Везде, где мне нужно.
Фэйт совсем рехнулся. Сначала гнилые арбузы, теперь эльфы. Одного он вчера поймал у себя в кабинете. Ловушку поставил. Блокирующую их магию.
Нарси прямо в школу явилась. Вся зареванная. «Иди, — рыдает, — скорее, у него совсем крыша едет». Прихожу. Кабинет закрыт, эльф верещит, Фэйт смеется, слов не разобрать.
— Не открывает, — шепчет Нарси дрожащим голосом.
— А как туда эльф-то попал? Люци ведь предупреждал: как увидит — прибьет. Он же их на дух не переносит.
— Я послала. А он ловушку поставил. Убьет он его, Сев. Сделай что-нибудь.
Что я могу сделать? В конце концов, это его домовики, и он имеет полное право их убивать, если ему хочется. Он же ясно дал понять, что не желает их видеть. И, честно говоря, я его понимаю.
Помню, очень я удивился, когда впервые увидел в Хогвартсе, как выглядит настоящий домовой эльф. Мои совсем другие. И ростом повыше, и соображают гораздо лучше, и этого глупого желания «услужить» в них нет. Да и внешне они на эльфов не похожи. Просто так уж повелось, что «домовиками» называются, а если серьезно, то я так пока и не выяснил, что они из себя представляют. У них узнать невозможно – они всегда молчат, что, несомненно, является большим плюсом, а у Кеса спросить — как-то случая не представилось.
Пришлось вернуться в Хогвартс, камином отправиться в Ашфорд, перейти Тревес, сообразив по дороге, что через школу я потащился совершенно напрасно, подняться к себе в спальню и таким образом, обойдя практически всю Англию и посетив мимоходом Северную Ирландию, добраться наконец до его чертова кабинета.
Клянусь, оно того стоило.
Фэйт сидел в своем любимом кресле, вертя палочку в руке, как некогда очень любил делать Шеф, и смеялся. Перед ним на столе, прямо на раскиданных бумагах, приплясывал домовик и верещал примерно следующее:
— Хозяин – мерзкий черный маг! Добби все про него знает! Хозяин — гадкий черный маг! Хозяин служит Тому-Кого-Нельзя-Называть! Добби все видел! Черный маг! Хотел вернуть Темного Лорда! Мерзкий черный маг!
Айс стоял, вылупив глаза, и появилось у меня такое нехорошее ощущение, что сейчас он лопоухую тварь прикончит.
Иначе для чего бы он стал палочку вытаскивать?
— Finite Incantatem!
Так я и знал. Эльф мгновенно перестал скакать, плюхнулся на стол и принялся биться об него головой. Тоже не лучший, конечно, вариант, но хотя бы традиционный.
— Фэйт, что ты с ним сделал?
— Твоим веритасерумом напоил. Видишь, как полезно. Столько интересного о себе узнал.
— Фэйт, — от неприятных предчувствий у меня даже ладони вспотели, — веритасерум на эльфов не действует. То есть это зависит… К тому же это не совсем веритасерум, понимаешь? Где ты его взял?
Фэйт стащил ни на секунду не замолкающего эльфа со стола и выкинул за дверь с «ласковым» напутствием «чтоб больше я тебя здесь не видел».
— Вот, – ткнул он палочкой в одну из моих колб на каминной полке.
— Это не веритасерум.
— А что?
Если бы я знал! Ну как так можно, а?
Из сбивчивых объяснений Айса я понял, что напоил эльфа какой-то незаконченной разработкой незнамо чего. Хорошо, что хоть не ядом.
Но зелье было очень похоже на веритасерум. Сначала я хотел выяснить, зачем этот уродец залез в мой кабинет. Хотя я и так прекрасно знал, что они просто шпионят за мной для Нарси. А потом показалось забавным заставить его рассказать, что он обо мне думает. Откуда мне было знать, что зелья на домовиков иначе, чем на людей, действуют? Впрочем, как веритасерум оно и сработало. Так я еще «Imperio» для верности наложил. А когда Айс «Imperio» снял, он и начал башкой об стол стучать.
По его мнению – это смешно? Я там чего только не намешал! Это же просто эксперимент был. Оно разве что вид имело веритасерума. Хотя, вообще-то, цвет и запах тоже. Но это никак Фэйта не оправдывает. Хорошо, хоть сам не напился.
— Ты сам не пробовал? – довольно ехидно поинтересовался я.
— Могу выпить, — огрызнулся он. — Хочешь?
Идиот. Вот сейчас скажу, что хочу. Выпьет ведь. Просто назло. Дурень.
— И нечего злиться. Я действительно не знаю, какой это может теперь дать эффект. Я никогда не занимался исследованием воздействия зелий на домовиков.
— Так можешь начинать. А то развелось тут…
— Они ничего тебе не сделали.
— Они меня раздражают.
— Выгони.
— И что дальше будет?
Действительно. Это я загнул, конечно.
Как все-таки здорово, что мне не приходится решать подобных вопросов. Ашфордом занимается Кес.
Айс наговорил массу интереснейших вещей. Про зелья он мог болтать до бесконечности, и я в таких случаях обычно думал о чем-нибудь своем, просто кивая головой, когда он задавал риторические вопросы. Но не в тот раз.
— Понимаешь, в основе, конечно, веритасерум, но там еще масса всякой всячины. Например…
Если честно, то я не могу точно воспроизвести его слова. Насколько я понял, эта разработка должна была действовать примерно как алкоголь, но не давать опьяняющего эффекта. То есть это зелье в принципе блокировало все тормозные центры. Учитывая, что мозгов у домовиков и так не особо много, а башню им и от сливочного пива сносит мгновенно, то могло все кончиться весьма мрачно.
— То есть ты хочешь сказать, что чуть не отравил моего домовика?
— Я отравил?
— Конечно ты.
— Я его поил зельем неизвестного состава?
— Лично я поил его веритасерумом. А в том, что в колбе оказалось зелье неизвестного состава, – целиком и полностью вина твоя.
Обожаю взбешенного Айса. Как же я его люблю в эти минуты. Представить не могу, что еще может вызывать у меня такое всеобъемлющее чувство законной гордости. Очень я на него зол был, если честно. Могу даже рассказать за что.
Этот экспериментатор, с рождения убежденный в своих несравненных умственных способностях, оказался… В общем, не скажу, кем оказался. Он не только не смог рассчитать, чем закончатся его попытки вызвать Шефа из потусторонних миров и нам пришлось потом всю ночь убирать мои подземелья, молясь, чтобы авроры не пожаловали на внеочередную экскурсию по «самопроизвольно трансформирующимся пространственным формам», он даже не смог как положено задействовать охранные заклинания. Вот я обрадовался, обнаружив на следующую после ритуала ночь, что в Имении поселилось около десятка посторонних привидений. Днем их не было. Появлялись они сразу после полуночи и исчезали с рассветом. На самом деле с привидениями их роднили только отрицательная энергетика и бесплотность. Все. В остальном они ничем нормальных привидений не напоминали. Вели себя неадекватно, носились по коридорам, выли, стонали, ругались на незнакомом языке и воняли болотом.
Айсу я про них не сказал.
Во-первых, не стоило его расстраивать. Если ему нравится считать себя гением, который «всегда прав», то пусть считает.
Во-вторых, я боялся, что он развернет активную кампанию по изгнанию этого безобразия и сделает только хуже. Потому что Айс, захваченный какой-либо идеей, – серьезная разрушительная сила. В принципе, я ничего против не имею, но, пожалуйста, только не у меня дома.
А в-третьих, я решил выяснить опытным путем, действительно ли я являюсь таким страшным черным магом, которым теперь слыву.
Покопавшись полдня в той части своей библиотеки, которая на несколько ближайших лет переехала в Ашфорд, от привидений я избавился. Единственное, чего я так и не понял, почему заклинания и ритуалы считаются черномагическими и являются запрещенными, если приносят такую несомненную пользу?
Если бы мы понимали, в чём истинное наше счастье,
мы никогда не искали бы его за пределами,
установленными законами божескими и человеческими.
Шодерло де Лакло.
Опасные связи.
К июлю я совершенно точно знал, что мне делать.
Если все получится, то это будет потрясающе. Вот Кес удивится! А то он считает меня безмозглым ребенком с задержкой развития.
Я прекрасно понимаю, к чему все это может привести. Но мне нечего бояться. Корыстных мотивов у меня нет. Ни одного. Мне не нужно богатство. Меня не интересует власть. Мне вообще плевать на человеческие страсти. Я хочу найти Истину, чтобы больше не мучиться и не сомневаться. Остальное – пыль.
Все было готово, и на тринадцатый лунный день я стоял в ашфордских подземельях на пороге невероятных открытий. В том, что открытия будут невероятными, я не сомневался.
И, конечно, оказался прав.
Я всегда прав.
Лучше бы я ошибался.
Хоть иногда.
Мечта — лучшая подруга кошмара.
Даже в кошмарном сне мне не могло привидеться, что Кес, невозмутимый, крайне вежливый, такой сдержанный и спокойный, может попросту. дать мне оплеуху. Да еще такую.
Как он узнал? У меня же ничего не получилось!
— Кес.
— Я думаю. что мне с тобой сделать.
Никогда в жизни мне не было так страшно. Клянусь.
— Кес, я…
— Убирайся.
Слава Богу. Можно сбежать. Потому что самое ужасное, что он может со мной сделать, — это бросить меня. И Ашфорд.
Когда Айс явился, где-то в районе четырех утра, на нем лица не было. Никогда его таким не видел. Сказал, что будет теперь здесь жить. Пытался улыбнуться, но как-то неубедительно. Потом снял мантию, аккуратно расстелил ее на полу в коридоре, пробормотал, что хочет спать, действительно лег на нее и уснул.
Мгновенно.
Прямо там.
Я просто обалдел.
Подумал, может, мне все это снится…
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
17.07.1982
Кес, привет! Получил «крик» твоей древней души. Смеялся полдня. Извини. Ты чего так распереживался? Все же обошлось. Ну, значит, будет искать Истину, ничего не поделаешь. Ты же всю жизнь его учил: «делай, что изволишь – таков весь закон». И что теперь тебе не нравится? Он и делает, «что изволит». Научил ребенка чистому сатанизму, теперь удивляешься. Софист ты наш доморощенный.
Ну, читал своим друзьям. И что? Он с таким же успехом мог ее читать нашему кальмару или хагридовым тыквам. Кто из них что понял? Я тебя умоляю.
Альбус.
P.S. Я никак не могу сегодня. Но завтра буду непременно. И с Восточным крылом разберемся. Все будет хорошо, не стоит так расстраиваться.
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
17.07.1982
Альба, ты что?! Какому сатанизму?! Единственное правило цивилизованного существования общества у нас теперь называется сатанизмом? Спасибо, что просветил. Буду знать.
Кес.
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
17.07.1982
Как раз теперь и не называется. Но называлось. Последние две тысячи лет.
Кес, ты меня иногда поражаешь. Я готов согласиться, что это единственное правило цивилизованного существования общества, но только при условии, что общество состоит из тебя, меня и Ника. Я даже понимаю, чему ты Северуса пытался научить. Но результат перед тобой.
Альбус.
P.S. Сапоги брать, или у тебя найдутся?
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
17.07.1982
Ты хочешь сказать, что я вырастил безмозглого авантюриста?
P.S. Есть сапоги. Лучше Ника возьми.
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
17.07.1982
Я хочу сказать, что ты много от него ждешь, совершенно не задумываясь о том, чего желает он сам. Он не может воспринимать мир, как ты, он очень молод. Сделай одолжение, попробуй вспомнить, чем ты сам занимался в тридцать лет. О чем мечтал? К чему стремился? Как видел свое будущее? Может, не стоит все время заставлять его соответствовать? Почему он должен оправдывать твои ожидания?
Кес, я клянусь, что ты не прав. Все, что он делает в своей жизни, он делает для тебя. Неужели ты не видишь? Даже если мое мнение ничего для тебя не значит, я прошу, просто подумай об этом.
Твой Альба.
P.S. Ник нездоров. Попробуем сами справиться. Ник ведь тоже по древним религиям не специалист. Я тут покопался в библиотеке и пришел к выводу, что ты прав. Единственный способ избавляться от них – это выяснять, кто они такие и откуда. Тогда есть шанс. Да, и очень меня смущает «тень Гильгамеша». Боюсь, все не так просто.
«Изволь явиться. Кес».
Очаровательная записка. Такая милая. А главное – многообещающая. Я, конечно, явлюсь. Вот прямо сейчас и явлюсь. Прощаться мне все равно не с кем.
Понятия не имею, как Кес узнал о моих попытках провести ритуал. И не могу вспомнить, в какой момент все пошло не так. Ощущение было, что я просто заснул. Причем практически в самом начале. Очнувшись, почувствовал невероятную усталость и, еле передвигая ноги, поплелся наверх.
На Тревесе меня поджидал Кес, которого не должно было быть в замке еще как минимум неделю. Вместо приветствия я получил от него первую в своей жизни пощечину и, к великой моей радости, был выгнан вон.
Не знаю, что произошло. Знаю только, что, судя по реакции Кеса, натворил я на этот раз что-то феноменальное. И очень «неправильное».
Буду надеяться, что сразу он меня не прибьет, а хотя бы объяснит сначала…
Да какая, впрочем, разница.
Первые три дня Айс практически все время спал. Что у него случилось, объяснять не торопился, да я и не спрашивал. И так было ясно, что ему просто плохо. Пришлось воспользоваться его состоянием и палочку у него изъять. После этого пошло повеселее. Особенно когда я сообразил, что нужно заставлять его есть, угрожая «Imperio». Он даже начал ругаться. На четвертый день — в обмен на обещание вернуть ему палочку — согласился побродить по парку. А ночью прилетел Крис с письмом от Кеса, и Айс отправился домой.
Это хорошо. Кес обязательно разберется, что с ним случилось.
Кес ждал меня прямо у камина на Тревесе, держа в руках свой медальон. Я даже не успел еще выйти из огня, а он уже надел его мне на шею. Думать, зачем он это сделал, – сил не было. Меня просто трясло. Замерз, наверное.
Что-то было… неправильно, но я не мог определить, что именно. То ли звуки не те, то ли запах не тот, то ли свет падал не так, как обычно… Но разбираться с этими странностями Кес мне времени не дал.
— Ты как?
— Кес, что случилось?
Так и не ответив, он обнял меня за плечи и повлек к дивану. У меня немного кружилась голова, но прием он мне оказал довольно теплый. Это успокаивало.
И дрожать я, кажется, перестал. Видимо, согрелся.
— Севочка, расскажи мне, пожалуйста, все по порядку и очень подробно: что ты хотел сделать, какие шаги для этого предпринял, и как все это происходило? И постарайся ничего не упустить. Это очень важно.
Я рассказал. И о первом ритуале, и о втором. Все, что вспомнил. Тем более что о втором помнил я очень мало.
За все время рассказа Кес ни разу не отвел внимательного, настороженного взгляда, как будто чего-то ждал.
— Очень плохо, — пробормотал он, когда я наконец закончил.
И только тут я разглядел, что у него невероятно измученный вид.
Почему он молчит?!
— Кес, объясни мне, что случилось.
— Я не знаю, как это объяснять, — немного раздраженно бросил он.
— Кес, пожалуйста.
— Хорошо. Вот когда ты связался с Томми и пришел сюда показывать мне свое клеймо, я тебе сказал, что это пустяки. Теперь я так сказать не могу. По сравнению с тем, что ты устроил на этот раз, твои увлечения теориями бессмертия и всевластия — просто детские забавы. Надеюсь, объяснил доступно. По-другому не могу. А теперь, будь любезен…
— Кес, не надо так…
— Хорошо. Извини, я здорово устал… Ты… ты просто не представляешь, что ты наделал.
— Но ты же не желаешь ничего объяснить! Конечно, не представляю! Может, я бы лучше представлял, если бы ты…
— Я запретил тебе прикасаться к этой книге. Что еще надо было объяснять? Это непонятно? Тебе не три года. Пора бы постигнуть «необъятную глубину» понятия «нельзя». Или тебе и это оказалось не под силу?
— Почему тебе можно, а мне нельзя?
— При чем тут я?
— Я тоже хочу стать некромантом!
Он на секунду замер, глядя на меня, мягко скажем, удивленно.
— Севочка, ты заболел? Я не могу быть некромантом! У меня слишком много бытовых обязанностей! Ты же не даешь мне заниматься наукой! И потом – это не мой вопрос. Я не ищу истину. Совершенно бессмысленное занятие.
— А я ищу.
— Так я и знал, — произнес он тихо и почему-то обреченно. — Ты уверен, что хочешь именно этого?
Если бы он продолжал на меня орать, я бы ответил, что уверен. Просто из упрямства. А так…
— Я не знаю.
Ничего я теперь уже не знаю. И чем дальше, тем только хуже. Как все просто было в детстве. Когда мне было лет двенадцать, я вообще знал все на свете. Мог ответить на любой вопрос. Теперь мне почти тридцать. И я не знаю ни-че-го.
Что происходит, а.
Из Ашфорда Айс вернулся к обеду. Как и следовало ожидать, встреча с Кесом подействовала на него благотворно, потому что на ночь он даже отправился в лабораторию и с увлечением принялся варить там какую-то гадость.
Вот и отлично. Хорошо, что все обошлось.
Жалко только — он ничего не рассказывает.
Но не очень-то и хотелось.
Я сначала было обиделся, а потом передумал.
Пусть делает что хочет.
За что я люблю Фэйта, так это за его умение не задавать вопросов. Он даже не удивился, когда я, вернувшись от Кеса, сообщил, что собираюсь гостить в Имении до сентября.
Честно говоря, я не знал, что ему можно было бы сказать, спроси он, к примеру, почему я не желаю жить дома. Ответа на подобный вопрос у меня не было. Кес попросил в Ашфорде не появляться. А если появляться, то обязательно предупреждать его заранее. Он отобрал у меня перстень Наследника, зато оставил свой медальон, который велел не снимать никогда, даже ночью, чем расстроил меня окончательно.
— Я что, в какой-то опасности?
— Если бы я знал.
Утешительного во всем этом было, конечно, мало, но понимание того, что Кес меня охраняет и не особо сердится, успокаивало.
Так Айс до сентября у меня и прожил. Кес появлялся практически каждый день, но буквально на минуту, и создалось у меня такое впечатление, что он просто проверяет, как Айс себя чувствует. Они почти не разговаривали. «Добрый день», «медальон не снимай», «завтра загляну» — вот и все, что мне удавалось услышать на этих встречах. Происходящее только лишний раз убеждало меня, что с Айсом не все хорошо. В Ашфорде он был всего лишь раз в середине августа и провел там меньше получаса, безмерно меня этим удивив. Я бы даже сказал, что он заболел, если бы не был уверен, что Кес держит все под контролем. Слишком уж вялым и ничем не интересующимся он мне казался. Я пытался его развлекать. Например, рассказал, как избавился от неадекватных привидений.
— Так все-таки это привидения были? – рассеянно спросил он.
— Ты о них знал?
— Я их видел.
— А почему ничего мне не сказал?
— Ну, ты же мне тоже ничего не сказал.
У меня просто слов нет!
Фэйт когда-нибудь доиграется. Он вытворяет совершенно недопустимые вещи, ни на секунду не задумываясь о последствиях. Если я начну ему объяснять, чем отличается черная магия от светлой на этическом уровне, он решит, что я свихнулся, потому что не сможет понять этого в принципе.
Я тоже так хочу! Я тоже хочу не понимать, почему нельзя пойти, прочитать книжку и легким движением руки уничтожить дюжину привидений. Не изгнать, а именно уничтожить.
Как прикажете объяснять ему разницу?
Ему просто захотелось избавиться от «неадекватных привидений». Он и избавился. Ни на секунду не задумавшись о цене. Ну не привык человек думать о цене, если ему что-то захотелось. Забыл научиться.
— Фэйт, это было очень опасно.
— Все же обошлось.
— Так нельзя делать.
— Почему нельзя? Отличный способ. Больше ни одного из них не встречал.
— А старые-то все на месте?
Задумался.
— Ты знаешь, а ведь и старых больше не видел…
И почему я не удивляюсь?
На самом деле Айс здорово меня расстроил. Сказал, что я уничтожил все нематериальные сущности в радиусе восьми миль. Вот уж не ожидал, что так получится…
С другой стороны, что ему до этих сущностей? Подумаешь. Новые набегут. Ему просто нравится на меня орать и самому себе доказывать, что я – «идиот». Всегда был грубияном. Распустил тут незнамо кого, а я опять виноват.
В общем, когда он в конце августа отбыл наконец в Хогвартс, забрав почти все свои вонючие пробирки, я был даже рад.
Ну, не то чтобы рад, но и не переживал особо.
Без него хоть тихо.
Почему, когда ты беседуешь с Богом — это называется
молитвой, а когда Бог с тобой — шизофренией?
Я точно помню, когда увидел его первый раз. Девятнадцатого сентября. В Хогвартсе. В своей спальне.
Я невероятно устал. От бесконечных ухмылок Дамблдора, который, как всегда, знал о моих делах больше, чем я сам, и позволял себе ласково улыбаться всякий раз, как мы с ним встречались. От постоянных жалоб Филча, который почему-то был уверен, что только я способен понять всю глубину его бездонной души. От необоснованных придирок МакГонагалл, которая все время грозилась пожаловаться на меня директору, как будто он не сказал ей в конце августа на педсовете оставить меня в покое. Кажется, тогда был единственный раз с лета, когда он при виде меня не ухмылялся.
Но в тот день я устал как-то особенно. Медальон оттягивал шею. Он всегда к вечеру становился намного тяжелее, и я отлично понимал, что это значит. Так же, как понимал, зачем Кес забрал у меня перстень. Понимал, но не знал точно. А думал я об этом постоянно. Что случилось в Ашфорде? Что такое происходит, что мне даже показываться там запрещено? И совершенно не понятно, кончится ли это когда-нибудь. Я был дома дважды — уж на тридцатый-то день в любом случае приходилось появляться, — но Кес не отходил от меня ни на шаг и выпроваживал буквально через пять минут. От этих визитов у меня сохранялось четкое ощущение, что все не так, как должно быть.
Возможно, я бы смирился с таким положением вещей — в конце концов, Кесу лучше не противоречить, особенно сейчас, — но меня выводили из себя улыбки Дамблдора. Они совершенно ясно давали понять, что директор знает о происходящем больше, чем я. А то, что это его развлекает, говорило о том, что серьезной опасности нет.
Примерно об этом я и думал в тот вечер, когда решил, что мне надоело носить медальон. Если бы существовала реальная опасность, то Дамблдор не веселился бы, глядя на меня. И Кес предупредил бы обязательно.
ОН сидел на моей постели. Совершенно незнакомый, абсолютно голый мужик весьма глумливой наружности. И улыбался. Почти непристойно.
Мерлин.
Я шарахнулся в сторону и выхватил палочку.
— Вы кто?
— Вот видишь, ты теперь тоже так знакомишься, — ухмыльнулся незваный гость.
Он мне угрожал! Вот так сразу?!
Мне плохо.
— Извольте назвать свое имя и объяснить, как вы попали…
— А я теперь тут живу. С тобой. Разве ты не знал?
Он что, издевается?
Это сон. Я просто устал и уснул.
Медальон Кеса так и остался в моей левой руке, и я непроизвольно попытался надеть его обратно.
— А это теперь бесполезно, — продолжал глумиться этот негодяй. – Можешь считать, что мы с тобой познакомились. Раз ты видел меня один раз, то теперь будешь видеть всегда.
— Убирайтесь отсюда!
Голос звучал непривычно слабо.
— Я ведь тоже могу быть очень грубым…
Это «нечто» легко и беззвучно поднялось с кровати и, виляя бедрами, начало приближаться ко мне.
Я сделал два шага назад, прижался спиной к стене и, направив палочку ему в грудь, заорал:
— Avada Kedavra!
Когда я впервые ехал в школу, Кес предупреждал меня, что все заклинания в Хогвартсе фиксируются. Абсолютно все. Так что я и не удивился особо, когда Дамблдор практически мгновенно материализовался между моей дрожащей палочкой и ухмыляющимся гадом, которому на мою «Аваду» было совершенно плевать. Ему, видимо, на все было плевать.
На этого поганца директор не обратил совершенно никакого внимания, а вот на меня взирал весьма гневно.
— Что тут у тебя происходит, Северус? – спросил он, выхватывая палочку у меня из рук.
Я был почти уверен, что Дамблдор гостя моего не видит, и что отвечать — не знал.
— Это… — и я растерянно развел руками.
— Ах, это? И ты полагаешь, что сможешь избавиться от него «Авадой»?
— А он – придурок! – радостно заявил мужик, выглядывая из-за плеча директора.
Дамблдор никак на его заявление не отреагировал, а я как-то мгновенно разозлился и заорал:
— А ну заткнись!
Директор засмеялся.
— Хочу предупредить тебя, Северус, что спутника твоего не вижу. И не слышу. Я просто знаю, что он здесь. И выглядишь ты, когда ругаешься, немного странно.
— Он сказал, что я – «придурок», — машинально произнес я, осмысливая сказанное Дамблдором.
Все. Мне конец. Голый мужик, которого никто, кроме меня, не видит и не слышит, – это только в Мунго лечат. Однозначно. И, кстати, никогда не вылечивают.
— Северу-у-ус, все нормально, — директор поводил рукой у меня перед глазами. — Он там есть. Просто я не могу его видеть.
— Вы его чувствуете?
— Нет. Но мне сказал про него Кес.
— А мне почему не сказал?
— Да он вообще урод редкий, этот твой Кес, — мужик развалился в кресле.
— Вы знаете, он ведь совершенно голый…
— Ну, всякое бывает. Твой, значит, голый.
— Как это — «мой»?
— И этот носатый тоже урод. Гони его в шею, Сев.
— Заткнись!
— Северус, прекрати на него кричать. Ему это совершенно безразлично.
— Кто это? – спросил я шепотом, надеясь, что голый хам меня не услышит.
— Он знает все, что ты говоришь, Северус. И все, что думаешь. И все, что помнишь. Он знает про тебя все. Это называется «тень Гильгамеша».
— Тень чего?
— Не чего, а кого, придурок! Тень Гильгамеша. Это я.
— А… а пойдемте в ваш кабинет, а?
Что, ради Мерлина, Альбус находит во всем этом смешного?
— Северус, ты не понял. «Тень Гильгамеша» ты вызвал из потусторонних миров. Вызвал и не отпустил вовремя обратно. Теперь он будет с тобой. Всегда. Совершенно бесполезно идти в мой кабинет…
— А как его отпустить?
— Теперь никак. Только если сам согласится уйти.
— Я похож на идиота? Чего я там не видел? Нет, Сев, и не надейся. Мне тут понравилось.
— Он говорит, что не уйдет, — убитым голосом сообщил я директору.
— Конечно, не уйдет. У них там совсем не весело.
— Он материален?
— Нет.
— Привидение?
— Нет.
— Полтергейст?
— Ну ты и тупой, Сев! Тебе же сказали: я – «тень Гильгамеша». Чего тебе еще надо?
— Нет. Северус, это как бы… И вообще, обратился бы ты к Кесу. Он гораздо лучше меня разбирается в подобных вещах. Как недавно выяснилось.
— Он давно тут ходит?
— С июля, я так понимаю. Сняв медальон, ты его… активизировал.
— Он разумен?
— Да уж поумнее тебя буду, кретин!
— Я не знаю, Северус. Ты же с ним разговариваешь, а не я. Кес говорил, что вполне.
— Он все время ругается…
— Он совершенно безобиден. Если его не злить, конечно. Просто не обращай на него внимания, и все. Просто не обращай внимания.
С этими словами директор ушел.
Ну я попал.
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
19.09.1982
Кес, он снял медальон и активизировал «тень», очень испугался и расстроился, но держится.
Альбус.
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
20.09.1982
Я не могу сейчас им заниматься. Скажи, чтобы медальон не снимал. Скажи — хуже будет.
Кес.
— Айс, ты только не сердись, но мне хотелось бы знать. чем ты меня… поишь.
Это еще что такое?
— Зачем?
— Я никогда не спрашивал. Тебе не кажется, что ты мог бы и рассказывать. иногда? Просто. любопытно.
Вид у него взъерошенный, решительный и даже немного испуганный. Он ничего не смыслит ни в лекарствах, ни в зельях, ни в токсикологии. И знает об этом. Какого Мерлина ему нужно? Он перестал мне доверять? Маловероятно. Он так обеспокоен собственным здоровьем? Повод у него, конечно, есть. И не один. Но я давно смирился с тем фактом, что его здоровье — моя проблема. Есть вещи, в которых мы безоговорочно доверяем кому-то другому, особенно если сами в них не разбираемся. Я, например, понятия не имею, откуда берутся деньги в Гринготтсе, которые я привык считать своими. Просто знаю, что Кес решает этот вопрос за меня, как и множество других.
А Фэйт прекрасно знает, что ему не стоит беспокоиться о своем здоровье. Просто надо меня слушаться — и все будет хорошо. И я понятия не имею, как с ним сейчас объясняться… доступным для него языком.
— Может, ты прямо скажешь, что именно тебя беспокоит? Уверяю, так будет гораздо проще.
— Да, наверное. Айс. – Фэйт разглядывает мои ботинки и вообще нервничает. — Как ты думаешь.
Мерлин! Что у него могло случиться.
— В общем, ты знаешь.
Он решительно вскидывает голову, выпрямляет спину и заявляет:
— У меня галлюцинации. Это ведь очень плохо, да?
Что за ерунда!
— Слуховые?
— Нет, скорее… зрительные. хотя, ты знаешь, слуховые, пожалуй, тоже.
— И. что ты… видишь?
— Понимаешь. мне все время чудится. что по замку. что-то шастает. непонятное.
Этого еще не хватало! Ни на секунду не верю, что у него галлюцинации. Надо Кеса звать. И быстро. Что тут может «шастать»? «Непонятное».
— Большое?
— Нет, ты знаешь, маленькое. Не больше фута. даже меньше.
— Может, докси? Или еще какая пакость?
— Да нет. Ты что, смеешься, в самом деле? Этого у нас нет. В том-то и штука, что Нарси их не видела, но она говорит, что эльфы их очень боятся.
Стоп. Не в силах сдерживаться, я начинаю беззвучно смеяться:
— Фэйт, какой ненормальный объяснял тебе значение слова «галлюцинация»?
— Ты понимаешь, — совершенно не обидевшись на мой смех, объясняет он, — я так надеялся, что мне кажется, но эти. которые тут бегают. они. пойдем покажу.
Мы поднимаемся в его кабинет, и мне показывают самую настоящую «галлюцинацию». Она представлена обгрызенным углом огромного дубового стола.
— Вот видишь. Кто это мог сделать?
— Давно?
— Сегодня ночью.
— И ты все еще надеешься, что это галлюцинация?
— Ну, я пытался ее… развеять. Не вышло.
Я потрогал рукой изуродованный стол и пожал плечами.
— Айс, – быстро зашептал Фэйт, и взгляд его стал умоляющим, — как ты думаешь, вдруг это… Шеф?
Ой. Как все запущено.
— Отгрыз кусок твоего стола? Зачем?
— Ну, мало ли. во что он мог… переродиться. мы же пытались его. возродить. помнишь? Ну что ты смеешься?
— Нет, ты знаешь. вряд ли. Если у него теперь такие зубы.
— Прекрати ржать!
— Ты представь! Он нас будет теперь кусать! Раз — и головы нет! Фэйт! Ну у тебя и… фантазии!
— Это у тебя «фантазии», — раздраженно проговорил он, — я, между прочим, про откушенную голову ничего не говорил, а просто… ну, может, он в плохом настроении… сердится… понимаешь?
Говорить я уже не мог — только головой тряс. Как я люблю его железную логику! Если непонятно что, то не иначе как Темный Лорд. Со злости стол погрыз! У Фэйта уже просто навязчивая идея. Везде Шеф мерещится.
— Хорошо. Тогда что это?
— Понятия не имею. А ты не боишься, например, что оно может на Драко напасть? – я попытался переключить его страхи на более… земной предмет.
— Нет. Они к Драко не ходят. Они его боятся.
— Боятся?
Что же это может быть.
— Да. Нарси сказала, что Дра их ловит и бьет об пол. Или в окно выкидывает.
— И ты решил, что у тебя галлюцинации?
— Я подумал, вдруг они просто материализовались. Ну, помнишь, как у тебя тролль, змеи.
Горе моё. Знал бы ты, сколько у меня с тех пор всякого… материализовалось…
— Фэйт! Это не бывает так просто. У тебя… тут… не может ничего материализоваться. В Ашфорде совсем другие… условия.
Мерлин, что я несу.
— Тогда что это, Айс?
— Я уже сказал. Не знаю. Можно попросить Кеса, чтобы взглянул.
— А теперь извольте мне объяснить — и постарайтесь не врать, — каким именно образом вы связали Имение с Ашфордом, как давно это произошло, и — самое главное — какого дьявола я ни черта об этом не знаю?!
Естественно, мне лучше помалкивать. Связью занимался Айс, я только помогал, вот пусть он теперь на эти неприятные вопросы и отвечает.
Айс и отвечает. Вполне внятно и, к моему крайнему удивлению, абсолютно честно.
Помолчали. Под очень неприятным взглядом, надо сказать, помолчали.
— Люци, извини, — спокойно говорит мне Кес, после чего крепко берет Айса за мантию на груди, буквально наматывая ее на руку, и аппарирует.
Кажется, он очень рассердился. Бедный Айс…
Как все некстати! Вот уж не везет так не везет. Джойн прекрасно функционирует уже около пятнадцати лет. И надо же было Кесу узнать о его существовании именно сейчас, когда он еще не простил мне упражнений с Некрономиконом. Вот засада!
Хорошо хоть «тень Гильгамеша» не появляется уже неделю. Я почти поверил, что он от меня отвязался.
Сижу за столом на Тревесе, куда Кес меня усадил сразу по прибытии. Он ходит у меня за спиной, и ощущаю я себя препаршиво. Он нервничает и сердится.
— Мне, видимо, давно нужно было поговорить с тобой. но я хотел сначала. если бы я знал, что у нас есть связь с кем-то.
Остановился. Прямо у меня за спиной. Усилием воли я отгоняю мысль о том, что он сейчас просто свернет мне шею, и пытаюсь выпрямить спину, как это делает Фэйт.
— Почему ты мне не сказал?
— Я не хотел, чтобы ты знал.
Осталось добавить, что замок принадлежит мне. Для полного подтверждения врожденного слабоумия. Возразить на это Кесу будет нечего, я могу здесь делать что хочу.
Понятно, что мерзость, отгрызшая кусок от стола у Фэйта в кабинете, пришла из Ашфорда, иначе Кес не спросил бы о связи. А это был первый вопрос, который он задал. Значит, он прекрасно знает, что бегает по Имению. И то слава Богу.
— Почему?
— Когда мы это сделали, я не знал, что Фэйт наш родственник. Кес, я не хочу объяснять, почему я тебе не сказал. Извини.
Он продолжает молча стоять за моей спиной, и я вдруг с ужасом понимаю, что именно он там делает. Попытка развернуться пресекается мгновенно, и его холодные ладони уже лежат на моих висках.
— Перестань. – слышу я издалека собственный голос, — не смей.
— Значит, ты беспокоился, что я проявляю интерес к твоему приятелю?
Я уже стою, и мы смотрим друг на друга. Он — с насмешкой, а я — в полной ярости.
— Ты не смеешь так делать! Негодяй!
— Хочешь попробовать?
— Что?
— Я тоже могу дать тебе заглянуть в мои мысли. Хочешь?
Представляю, что он мне покажет.
— Нет.
— Как хочешь.
— Кес, это. нечестно.
— Знаешь, Севочка, у тебя столько секретов, что за те две минуты, что я пробыл в твоем сознании, ничего конкретного мне все равно определить не удалось. Люци действительно решил, что это Томми обгрыз ему стол?
— Да, — злиться я уже перестал. Как он меня поймал, однако. Я так перепугался, что даже не заметил, что он просто стоит у меня за спиной и спокойненько сканирует мне мозги. Гад какой! Ну и ладно. Ничего приятного ты там не нашел. Я уверен.
— На самом деле мне давно надо было объяснить тебе, что происходит, но меня так расстроили твои последние изыскания в области астральных миров, что.
Вот как! Здесь что-то случилось, а он даже не потрудился поставить меня в известность.
— У нас тут некоторые проблемы возникли. В принципе не решаемые. Просто мне не хотелось тебя лишний раз пугать.
Ободряющее начало.
Ну-ну.
Пусть рассказывает.
А я потом спрошу его про «тень Гильгамеша». Интереснейшая штука оказалась на самом деле эта «тень».
Кес вернулся часа через два в сопровождении очень мрачно настроенного Айса и какого-то голого мужика.
Совершенно голого. Честное слово.
— Я быстро. Люци, не волнуйся. Сейчас все уберем.
С этими словами Кес ринулся вверх по лестнице, а мы втроем так и остались стоять в холле. Как приветствовать раздетого гостя, я не знал. Может, ему мантию предложить?
— Кто это? – шепотом спросил я у Айса, стараясь, чтобы голый меня не услышал.
На что Айс повел себя немного странно.
— КЕС! – срывающимся голосом завопил он, – Люци видит эту тварь!
— Не хами, придурок, — равнодушно отозвался голый.
Кес резко остановился на площадке второго этажа и обернулся.
— Ну и что? Я тоже его вижу. Не волнуйся, Севочка, все нормально.
— А почему Дамблдор не видит?
— Севочка, ты иногда просто невозможен. Подумай головой. Пожалуйста.
Так и не дождавшись от резко впавшего в задумчивость «Севочки» ответа, Кес отправился «все убирать», а я остался слушать перебранку.
— Заткнись, мерзкий урод! – шипел находящийся в состоянии крайнего бешенства Айс.
— Да пошел ты… — задорно отзывался голый, с интересом разглядывая каминную полку.
— Ублюдок!
— Ну, это как раз весьма спорно… — резонно замечал мужик. – А у тебя здесь здорово. Фэйт.
Он совсем обалдел?! Что это такое?!
— М-м… Вы бы не хотели одеться?
— Нет. Одежда стесняет движения.
— Это смотря какая.
— У тебя разная, что ли, есть? – заинтересовался голый.
— Айс, почему ты его не одел?
— Не говори мне про него! Видеть его не могу! И где он только шлялся целую неделю!
— Можно подумать, ты волновался! – ухмыльнулся раздетый гость.
— Я?!
Если они будут так все время, я рехнусь, пожалуй.
Этот урод выбрал карнавальную мантию Нарси, расшитую блестками, цветами и лентами. К тому же мантия была красного цвета. Белокурой и сероглазой Нарциссе она очень шла, а на что стал в ней похож смуглый до черноты мужик двухметрового роста, я даже описывать не берусь, учитывая тот факт, что наряд доставал его новому владельцу только до колен.
Зато он теперь хоть одет.
Но Фэйт…
Фэйт меня просто поражает!
Очень странный парень. Чем-то похож на чокнутого кузена моей жены Сириуса Блэка. Только намного приятнее. Хотя тоже явно сумасшедший.
Сказал, что зовут его «тень Гильгамеша». Что он теперь живет с Айсом и вообще очень Айса любит.
Это хорошо. Айса мало кто любит. Кес разве что.
— Это твой очередной родственник?
— Ты не видишь, что он не человек?
— Фи… Как будто среди твоих родственников есть люди. Ну ты, Сев, даешь! Какие же они люди? Они же все — аккару.
Я не знал, что такое «аккару», но и так понятно было, что ругательство. Айс не выносит, когда оскорбляют его гостей. Он сильно побледнел и сжал кулаки. На секунду мне показалось, что ему сейчас станет дурно.
— Я ухожу, — очень ровным голосом сказал он. Но с места не двинулся.
— А как вас называть? – я попытался сменить тему. — «Тенью Гильгамеша» очень длинно. Вы не привидение. И не…
— Я – вторая сущность.
— Дублированная?
— Альтернативная.
— Фэйт, перестань, пожалуйста. Ты с ним так разговариваешь, будто тебе интересно. Я не могу на это смотреть.
— Не можешь — не смотри. И мне действительно интересно. Впервые вижу «вторую сущность». А вы не знаете, кто мой стол обгрыз?
— Аккадские твари обгрызли. Кто же еще? Да ты не бойся. Сейчас этот старый кровосос их мигом ликвидирует. Он за последние три месяца знаешь как наловчился! Вот с трикстерами не знает что делать, это да.
Айс плюхнулся в кресло, обхватил голову руками и замер в таком положении.
— Что с ним? – шепотом спросил я у своего нового знакомого.
— Да он вообще парень со странностями.
С этим глубокомысленным замечанием я не мог не согласиться, и, решив оставить Айса в покое, мы спустились в холл, где гость соизволил посвятить меня в перипетии своей биографии.
Родился он где-то в Шумере почти пять тысяч лет назад. И был он там царем. Царствовал весьма своеобразно. Например, очень любил подданных. Всех подряд. Независимо от пола и возраста. Видимо, поэтому подданные не отвечали ему взаимностью и старались избегать. Такое положение вещей огорчало царя до невозможности, но любил он их от этого только сильнее, что не могло не кончиться для него плачевно: обнаглевшие подданные изгнали любвеобильного повелителя в пустыню.
Но он не унывал. У него были очень хорошие связи. Его мать была богиней по имени. которого я, признаться, не запомнил, но в те времена — довольно влиятельной. Чтобы сыночек в пустыне не скучал, мамочка подыскала ему друга. «Дикого человека Энкиду». Я так понял, что человек цивилизованный, хотя бы относительно, просто не смог бы выжить в таких условиях и при таком графике.
Вместе они совершили множество подвигов: убили какое-то несчастное чудовище, мирно жившее в кедровом лесу, извели небесного быка. После этого друзья решили, что для полного счастья им необходимо бессмертие. Надо сказать, что, слегка утомленный активной личной жизнью, «дикий человек» к подобной идее отнесся прохладно, но это его не спасло. Ни от любви Гильгамеша, ни от поисков пути в вечность. Но чего не сделаешь ради любимого.
Кончилась история этой неземной любви трагично, но вполне предсказуемо. «Дикий человек» помер. Любовь, она, знаете ли, хороша в меру, а древние божества, я слышал, весьма ненасытны. Даже полукровки.
Отлюбив друга напоследок еще пару раз, безутешный Гильгамеш предал тело земле. Хочешь не хочешь, а пришлось вернуться к людям. Отдохнув от трудов праведных, царь принарядился (даже представлять не берусь, что он под этим подразумевал) и вышел к народу. Народ — видимо соскучившись — радостно приветствовал царя-героя, который был так прекрасен, что богиня любви и войны Иштар немедленно воспылала к нему страстью. Неземной, естественно.
Тут я напрягся. Если ничего не путаю, то это та самая дама, которую повсюду сопровождали львы и которая, являясь прекрасной свахой, одаривала всех желающих простодушных молодых людей невестами по своему вкусу, подсовывая им незнамо что.
— Ну, ты сам подумай, — вещал гость, интимно склонившись к моему уху, — я только что потерял друга. Любовь всей своей жизни! Зачем мне женщина?!
В принципе, я был с ним согласен. Женщина, да еще такая, друга, конечно, не заменит. Это несерьезно.
С трудом отвязавшись от ревнивой и мстительной богини, Гильгамеш решил продолжить поиски бессмертия. Дело затянулось. Развлекаясь в пути сражениями со страшными зверями – львами, драконами и даже человеком-скорпионом, — герой попал наконец… в харчевню. Хозяйка заведения, «женщина-которая-делает-вино» — вероятнее всего самогонщица — свела его с «человеком-получившим-бессмертие» — очевидно местным алкашом, — который «ничем не отличался от нормальных людей». Эта знаменитость, вместо того чтобы по-быстрому раскрыть страждущему царю секрет своей молодости, начала кормить его байками о подземных царствах, бесконечных реках и боге Эа. Заскучав, Гильгамеш лег спать и проспал шесть дней, после чего решил, что в гробу он видел это бессмертие, и отправился домой, чтобы продолжить любить своих верных подданных.
Серьезная история. И весьма жизненная.
Зачем шумерскому царю бессмертие? Чтобы через пять тысяч лет напялить карнавальную мантию моей жены и таскаться за школьным учителем, выслушивая его хамство?
А вот интересно, заявление, что он «очень любит Сева», имеет отношение к его захватывающему прошлому, или это так… лирическое отступление? Все-таки пять тысяч лет — не три года. Может, успокоился? Хотя по нему не скажешь, что он такой древний. Замечательно сохранился. Тоже «ничем не отличается от нормальных людей». Разве что одеть по-человечески не мешало бы. Вот Шефу, например, до него далеко. Ну, так на то Гильгамеш и сын богини, а Шеф, извините, сын маггла. Чего уж там.
Это ужасно. Если Фэйт его видит… и слышит, то рано или поздно это чудовище обязательно проболтается, кто такой Кес. «Аккару!» Надо же, сволочь какая! А если он узнает, как это по-нашему называется? И скажет об этом Фэйту?
Тогда я умру.
Все предельно ясно. Нечисть вызвана мной и существует за счет моей энергетики, поэтому их могут видеть только мои родственники. Недаром «Нарси их не видела», а Драко и Фэйт прекрасно видят. Больше того, они боятся двухлетнего ребенка. Вероятнее всего, потому что он «человеческий детеныш». И совершенно не боятся нас с Кесом. Потому что мы – нечисть. Такая же, как они.
Даже думать об этом противно. Я больше месяца уговаривал эту мразь не ходить голышом и был посылаем при этом по самым разным адресам, а Фэйт приручил его за пять минут, уговорил одеться и теперь мирно беседует с ним в холле.
А Дамблдор всегда уверял меня, что я – человек.
Врал, наверное.
Кес вернулся примерно через час, сообщил, что больше такое безобразие не повторится, удивленно оглядел «тень Гильгамеша» и со словами: «Люци, ты гений!» — исчез в камине.
Кажется, я опять что-то пропустил.
Айс отправился следом за Кесом, чуть ли не за шиворот потащив с собой моего нового знакомого. Это он зря, конечно. Царь все-таки. Хоть и бывший.
Не понимаю, зачем так злиться. Нормальный мужик. Не хуже многих.
Айс просто придирается, как обычно.
Вернувшись в школу, я не лег спать, а решил попытаться свести в систему все сегодняшние новости. Разговор с Кесом не шел у меня из головы. Я и предположить не мог, что все так ужасно.
Просто чудовищно.
— Понимаешь, Севочка, я не знаю, чего ты хотел добиться, развлекаясь с книгой, которую я не разрешил тебе трогать, но на сегодняшний день проблемы мы имеем следующие… Ты медальон-то сними.
Я снял.
Что это?!
Нет, это точно не мои иллюзии. Я уверен. Тревес просто кишмя кишел… непонятно чем. На коленях у Кеса лежала лопоухая тварь грязно-розового цвета с присоской вместо головы.
— А это что такое?
— Это Хлюп.
— Кто?
— Я так его назвал, — сказал Кес, нежно поглаживая эту пакость, — он очень любознательный.
Тварь удовлетворенно заурчала.
— В смысле – любознательный?
— Хлюп — интереснейшее создание, Севочка. Наверное, четверть нашей библиотеки скушал, пока я разобрался, как его кормить.
— Что?!
— Хлюп питается пергаментом.
— Оно жрет мои книги?
— Уже нет.
— Почему ты его не убил?
«Хлюп» зашипел на меня очень злобно.
— За что? За кучу пахнущего пылью пергамента?
— Кес, ты совсем тут с ума сошел?
— Практически да. Разве незаметно?
— Заметно!
— Он ест только пергамент, — продолжал Кес, любовно поглаживая беспрерывно хлюпающую пакость, — причем исключительно такой, на котором есть буквы.
— Может, он просто чернила любит?
— Нет. Он любит информацию. Он не ест пергамент, если написанные на нем буквы не несут смысловой нагрузки. Я проверял.
— Какая ему разница, что жрать?
— Понимаешь, Севочка, тут такая странная вещь… у него рта нет. И чем он этот пергамент кушает, я так и не понял. К тому же… когда живой организм потребляет пищу, он обычно потом так или иначе выводит то, что не пригодилось. А Хлюп… этого не делает. Поэтому я пришел к выводу, что имею дело с процессом не пищеварительным, а… познавательным.
— Вообще ничего не выделяет? – спросил я, совершенно обалдев.
— Вообще.
— Кес… ты не считаешь его опасным?
— Я считаю его интересным объектом для наблюдения. И он приносит много пользы.
— Каким же образом, если не секрет?
— Мы очень хорошо почистили вашу хогвартскую библиотеку. Там было много лишнего. Сейчас вот Ник тоже ревизию проводит. За столько лет мы все сильно обросли ненужными записями, устаревшими руководствами и прочей ерундой.
— А когда вы «почиститесь», он снова примется за нашу библиотеку?
— В этом мире полно книжных магазинов. Кстати, маггловскую литературу Хлюп ест тоже, но ему потом плохо. Его, может, и стошнило бы, да рта нет и… в общем, ничего у него, у бедняжки, нет. Так что приноровился он уже любые книжки есть. Главное, чтобы поинтереснее.
Кес с таким упоением гладил эту пакость, от которой меня мутило, что становилось страшно. Этот «хлюп» его умиляет. Нашел себе домашнюю зверюшку! Обалдеть!
— Кес, ты чем здесь вообще занимаешься, а?
— Трикстеров гоняю. Видишь, сколько их тут?
Я лихорадочно пытался вспомнить, что такое «трикстер». Вспомнить не смог и аккуратно спросил:
— И как?
Кес вздохнул, посмотрел на меня еще ласковее, чем на «хлюпа», и грустно сказал:
— Трикстер, Севочка, — это создание, так или иначе существующее в мифологии всех континентов. Может быть любого пола и вида. Характеризуется скверным характером и повышенной зловредностью. Основным занятием этих существ является мелкое пакостничество. Во всех пантеонах мира они, главным образом, играют роль того, кто испортил творение верховного божества, впустив в мир различные напасти. Таковы египетский Сет, библейский змей, скандинавский Локи. Это из известных. А те, которых мы с тобой имеем удовольствие наблюдать здесь, – идентификации не поддаются.
— Так много.
— Ты не видел, что здесь летом было. К тому же Альба, например, считает, что они размножаются. На самом деле разрушительная природа трикстера очень двояка…
Пока Кес говорил, я нервно оглядывался. Кроме огромной ярко-оранжевой кошки, нагло развалившейся рядом со мной на диване, ни одного нормального существа на Тревесе не было. А «существ» этих было там великое множество.
— Кес, а вон тот уродец — что такое? – шепотом спросил я, показывая на маленькое колченогое создание, с визгом бегающее под столом и больше всего похожее на уродливого карлика.
— Где? Ах, этот? Гренландский «дух, приносящий несчастье».
— О боже…
— К сожалению, давно переродился в нечто, что лично я бы назвал «синдром потенциальной неудачи».
— Почему «к сожалению»?
— Потому что трансформировавшихся трикстеров, Севочка, изгнать невозможно. От нормальных-то еле избавились общими усилиями.
— Почему? – тупо спросил я, просто чтобы не молчать.
— Потому что мы не можем с абсолютной уверенностью утверждать, как именно произносились, например, шумерские или аккадские слова. Языки-то – мертвые. И заклинания изгнания мы с Альбой производили методом последовательного подбора. Пока Ник эту гренландскую поганку отвлекал. Когда этот «дух, приносящий несчастье» рядом вертится, ничего не получается. А он, как назло, такой любопытный оказался – всюду лезет.
Вот только этого мне и не хватало. Для полного счастья. Мне в жизни так везет, можно сказать, с самого рождения, что и вспоминать не хочется. А теперь еще и это…
— Скарабеев всех, с божьей помощью, вывели, — спокойно рассказывал Кес, продолжая нежно поглаживать Хлюпа, — а вот от оранжевой кошки избавиться – не судьба.
— Ты хоть примерно представляешь, что это?
— Теоретически. Это некоторая модификация египетского бога Ра. Ник нашел какие-то упоминания, но…
— Что?
— От модификаций, Севочка, избавиться практически невозможно. Пантеон, конечно, известен, но то, что в пантеон не входит, никаким воздействиям не поддается. А беда как раз в том, что уважающие себя общеизвестные божества вовсе и не желают у нас появляться. А вот устаревшие, практически лишившиеся силы, забытые людьми, а оттого озлобленные, голодные и жаждущие внимания — вот они-то и ждут возможности вернуться в наш мир любыми путями.
В этот момент что-то холодное, липкое и волосатое прыгнуло сзади мне на шею. Я вскочил, с воплем отшвырнув от себя это нечто, которое, зашипев, быстро откатилось за диван. Оранжевая кошка лениво потянулась и вдруг прыгнула следом. Кес не шелохнулся.
— Они так и будут теперь на меня бросаться?
— Боюсь, что да.
Он смотрел с откровенной насмешкой.
— Кес! Как же…
— Вот об этом я тебе и говорю. В целом. А как мелкую частность можешь запомнить, что я не могу с ними справиться. Я – не могу. Оценил?
Оценил.
— И что теперь будет?
— Понятия не имею. Впрочем, ты получил именно то, к чему стремился. Ты же хотел пообщаться с потусторонними созданиями. Можешь радоваться. Они тоже общаться любят. Особенно с теми, у кого хватило ума потревожить их «покой». Ты, Севочка, только представь, сколько всякой гадости придумано человечеством. Откуда мне знать, что у тебя там «проскочило», пока связь не прервалась. Кое-что относительно знакомое тут, конечно, встречается. Это мы общими силами убираем.
«Общими силами» — это с помощью Дамблдора и Фламеля. Знаю я теперь основных «приятелей» Кеса. А я еще удивлялся, что директор ухмыляется, когда меня видит. Я бы тоже ухмылялся.
Ой, какой кошмар.
— Вот на прошлой неделе удалось избавиться от стада североамериканских злых духов.
— Каким образом?
— Лучше не спрашивай! Такие твари! Ничего их не берет, кроме…
Последовавшая за этим пауза очень мне не понравилась.
— Кроме чего, Кес?
— Кроме… ритуальных танцев. И только попробуй что-нибудь сказать!
— С бубном?
— Севочка, почему бы тебе не заткнуться? Вон один остался, который под столом с духом, приносящим несчастье, дерется.
— Мерлин, они еще и дерутся?
— А то? Они же совершенно невменяемы. Ты только представь, сколько сотен лет их окуривали жрецы этих богом забытых племен. А вон Качин – североамериканский тотем.
— Выглядит, как будто он из дерева.
— Так он деревянный и есть.
— Кес, если ты не заметил, то он скачет возле Западного камина.
— Ты хочешь ему помешать? Иди попробуй. Но я бы не советовал.
— Я просто спросил, как он скачет, если деревянный?
— Все традиционное мы извели разными способами и с божьей помощью. К сожалению, здесь очень много трикстеров с аномалиями.
— Почему?
— Ты у меня спрашиваешь? Это я их тут развел?
— Прекрати меня упрекать!
— Не кричи. Разве я упрекаю? Откуда мне знать, почему у тебя повыползало столько аномальной мерзости?
— Ты хочешь сказать, что я…
— Я хочу сказать, что тебе лучше знать, почему получилось именно так, а не иначе.
— Я не знаю.
— Представь себе, я – тем более. Зато мне удалось справиться с африканским зомби.
— С кем. А что он хотел?
— Тебя.
— Что?
— Он искал разбудившего его господина, чтобы ему служить.
— И что ты с ним сделал?
— Отпустил.
— Как это?
— Обряд такой есть.
Что-то мне нехорошо.
— Кес, ты уверен, что он действительно ушел?
— Да, конечно. Я же знаю, кто здесь есть. Почему, ты думаешь, я у тебя перстень забрал?
О Мерлин! Я-то думал, что он забрал, потому что… Я идиот…
На огромной люстре под потолком раскачивалось нечто, что я назвал бы змеей, если бы…
— Это Вотана, — пояснил Кес, увидев, что я разглядываю скрипящую люстру. — Отпрыск пернатого змея.
— Кого?
Существо залопотало что-то малопроизносимое.
— Такое ощущение, что он пытался сожрать подушку и…
— А может быть, и не Вотана, — задумчиво произнес Кес, совершенно меня не слушая. – Потому что как Вотану его изгнать не удалось. Так что теперь и не знаю даже…
Я пытался изображать интерес к копошащимся вокруг тварям. Чтобы не думать. Не думать о том, чем Кес занимается тут четвертый месяц по моей милости. Я бы на его месте… Я бы убил того придурка, который…
Он и так считал меня почти слабоумным. Неразумным, капризным, бестолковым ребенком.
— Кес, я… мне… я сожалею…
— На эту тему я говорить не желаю. Лучше не начинай.
— Кес, я…
— Вон, смотри! Это, видимо, все-таки. Понимаешь, майя считали, что некий бог сотворил человечество из кукурузы.
— Что?
— Да, я тоже не знал. Это Ник раскопал где-то у себя в библиотеке. Но беда, Севочка, в том, что имя этого таинственного бога кукурузы неизвестно. Удалось лишь выяснить, что это сравнительно молодое божество с сильно деформированной головой.
Да уж, с головой у этого урода явно большие проблемы.
— В самом «Некрономиконе», к сожалению, нет эффективно действующих формул изгнания.
— Да там их полно!
— Ритуалы и заклинания этой книги имеют очень древнее происхождение. Перечисленные там божества и демоны последние несколько тысяч лет не подвергались эффективному призыванию. В результате обычные приемы и стандартные формулы изгнания оказались бесполезными, как мы ни старались. Кроме того, ритуалы «Некрономикона» связаны с глубинными, первобытными силами, существовавшими, судя по всему, невероятно давно. Силы эти вовсе не обязательно демоничны. Просто они представляют собой давно и прочно забытые энергии, которые обычно игнорирует сознание мага нашего времени.
Говоря нормальным языком, как от них избавиться, Кес не знает. Даже такой законченный кретин, как я, это уже понял.
Я не хочу об этом думать. Не хочу.
— А что делать с твоей главной проблемой, я вообще не представляю. Вся эта мелочь самоликвидируется со временем, а этот… мало того, что разговаривает…
— Еще скажи, что это плохо! – раздался за моей спиной голос, от которого я вздрогнул.
— Да пусть разговаривает, — тихо проговорил я, напряженно наблюдая, как «тень Гильгамеша» усаживается рядом со мной на диван. — Хоть не нападает.
— Ты скучал? – он сильно пнул меня локтем под ребра.
— Отвали! – процедил я сквозь зубы.
— А я скучал. Больше на целую неделю тебя не брошу. А то опять натворишь каких-нибудь безобразий. Ты ведь совсем дурак.
Как же я его ненавижу!
— Севочка, если я тебе сказал, что это главная твоя проблема, то так оно и есть, — усмехнулся Кес. – Можешь мне поверить. Его ликвидировать не удастся. Никогда.
— Почему? Мы ведь знаем, кто он и откуда!
— В том-то и дело, что это не сам Гильгамеш. Это его темная сторона, вторая сущность. Она неподвластна вообще ничему. Гильгамеш был большой шалопай, не то чтобы злой, но безобразничал предостаточно. На две трети бог, а на одну – человек. Его настоящая сущность теперь как бы в покое, а та часть, которая человеческая, в основе которой лежат желания, инстинкты и прочая пакость, она и стала «тенью Гильгамеша». Повлиять на нее нельзя. Она в пантеон не входит.
— Он что, теперь так до конца жизни за мной ходить будет?
Все. Это конец.
На кой мне такая жизнь?
— Понимаешь, Севочка… ты только не расстраивайся, но видишь ли… мы тут с Альбой пришли к выводу, что «тень Гильгамеша» к самому Гильгамешу имеет отношение весьма условное. Дело в том, что это не имя. Это скорее понятие, обозначающее любую отрицательную сущность. Понимаешь?
Честно говоря, не очень. Я, признаться, был уверен, что это Гильгамеш и есть.
— Нет.
— Так может называться «тень» кого угодно. Понимаешь?
— Как это «кого угодно».
— Так называется темная сторона любого человека или божества. И даже не важно, живого или мертвого.
— И ликвидировать этого урода нельзя?
— Сам урод!
— Ты ничего не понял, Севочка. Его, без сомнения, можно ликвидировать. При желании ликвидировать можно все. И этого можно. Вместе с тобой.
Это не может быть правдой.
Невозможно.
Я не верю.
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
26.10.1982
Альба, он меня с ума сведет. Я не знаю, что он выкинет в следующие пять минут. Что ни день, то какая-нибудь новость. Если составить реестр его достижений, то получится сборник классического маразма. Как мне за ним следить?
И знаешь, что самое неприятное? Чем дальше, тем хуже. А какой был ребенок, такой старательный, такой послушный, учился… А что теперь? Выучился, на мою голову.
Создается впечатление, что он мне мстит таким диким образом. Не могу только понять, за что. Что я ему сделал, Альба? Я всегда его защищал, никогда не наказывал, всегда был на его стороне, не осуждал, только помогал, не лез в его дела. Альба, что еще ему от меня нужно? Зачем он это делает.
Кес.
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
26.10.1982
Ты знаешь, Кес, а у меня создается впечатление, что боги послали тебе Северуса в награду за твое мировоззрение. Или в наказание. Как тебе больше нравится.
Альбус.
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
27.10.1982
А ты жестокий человек, Альба. Хочешь сказать, что я вырастил чудовище? Согласен. Кого еще я мог вырастить, скажи на милость?
Но я вырастил честное чудовище.
В нашем понимании, конечно.
Кес.