Русская илиада
В памяти последующих поколений Гнедич остался прежде всего как автор первого полного поэтического перевода «Илиады». «С именем Гнедича, — писал Белинский, — соединяется мысль об одном из тех великих подвигов, которые составляют вечное приобретение и вечную славу литератур. Перевод Гнедича «Илиады» на русский язык есть заслуга, для которой нет достойной награды»
B 2009 году исполнилось 180 лет появлению «Илиады» Гомера в переводе Николая Ивановича Гнедича. Это стало выдающимся событием в литературной и культурной жизни России.
Гомер и его герои были известны на Руси чуть ли не с первых времён книжной письменности. Например, царь Иван Грозный в одном из посланий к князю Курбскому обращается к героям «Илиады»: «Ты, подобно Антеру и Энеи, предателям Троянским, много соткав, лжеши». Под Антером, очевидно, разумелся Антенор, один из троянских вождей, советовавший выдать грекам Елену.
В 1748 г. М.В. Ломоносов, блестящий знаток древнегреческого языка, включил примеры из «Илиады» Гомера в свою «Риторику». Это были первые стихотворные переводы Гомера на русский язык: речь Одиссея (Илиада, IX, 225-261 = 37 строк):
Здравствуй, Пелид! В дружелюбных нам пиршествах нет недостатка.
и речь Зевса (Илиада, VIII, 1-15 = 15 строк):
Слушайте слово моё, и боги небес и богини:
Я вам поведаю, что мне в персях сердце внушает.
Первый стихотворный перевод Гомера на русский язык осуществил Е.И. Костров, переводчик по призванию. Переводил он, как и Ломоносов, александрийским стихом*. Александрийский стих кратен двум и потому перевод Гомера не был эквилинеарен. Трудился Костров над переводом «Илиады» шесть лет и перевёл в общей сложности чуть больше восьми песен.
Ермил Иванович Костров был яркой личностью, но по жизни оставался одиноким и любил вино. О нём ходило немало анекдотов, например «Хмельнин Гомеру не подобен». А Нестор Кукольник даже сочинил пьесу «Ермил Иванович Костров. Драма в пяти актах и стихах». Костров дружил с Суворовым, тот говорил: «Люблю Гомера, но не люблю десятилетней Троянской осады, какая медлительность».
Костровский перевод «Илиады» стал его исторической заслугой — это первый художественный перевод Гомера в России. То, что он перевёл только треть «Илиады», не является следствием его нетрудоспособности и страсти к хмельному. Как поэт он просто не мог больше коверкать Гомера, переделывая гекзаметр в ямб.
В 1807 году поэт и переводчик Н.И. Гнедич (1784–1833) приступил к главному делу своей жизни — полному стихотворному переводу «Илиады». С древнегреческим языком и «Илиадой» Гомера он познакомился ещё ребёнком и заболел ею раз и навсегда, мечтая перевести эти звучные, торжественные строки на русский язык.
Намерение Николая Гнедича поддержал Н.А. Крылов и добился для него места библиотекаря Санкт-Петербургской публичной библиотеки. А затем царствующий дом выделил Гнедичу специальный пенсион на осуществление перевода «Илиады».
Вначале Николай Иванович попробовал продолжить дело Кострова. Однако вскоре убедился, что александрийский шестистопный ямб непригоден для перевода древнегреческого гекзаметра на русский язык. Николай Иванович отложил наработанное Костровым и то, что уже перевёл сам, и начал с нуля, с первой гомеровской строки:
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал.
От мечты до её осуществления Николаю Гнедичу понадобилось 20 лет. В 1829 году вышел в свет его полный перевод «Илиады». Николай Иванович Гнедич осуществил коллинеарныи перевод, то есть строка в строку, не изменив размера стиха.
Русское общество проявило живейший интерес к работе Гнедича. О нём говорили и в литературных кружках и в светских салонах. А.С. Пушкин мгновенно отреагировал в «Литературной газете»:
«Наконец вышел в свет так давно и так нетерпеливо ожиданный перевод Илиады! Когда писатели, избалованные минутными успехами, большею частью устремились на блестящие безделки, когда талант чуждается труда, а мода пренебрегает образцами величавой древности, когда поэзия не есть благоговейное служение, но токмо легкомысленное занятие: с чувством глубоким уважения и благодарности взираем на поэта, посвятившего гордо лучшие годы жизни исключительному труду, бескорыстным вдохновениям и совершению единого, высокого подвига. Русская Илиада перед нами. Приступаем к её изучению, дабы со временем отдать отчёт нашим читателям о книге, долженствующей иметь столь важное значение на отечественную словесность».
Но Александр Сергеевич не был бы самим собой, если бы не сострил. Вот дружеская шутка, позже им же тщательно вымаранная:
Крив был Гнедич-поэт,
преложителъ слепого Гомера,
Боком одним с образцом
схож и его перевод.
Гнедич действительно был крив на один глаз — последствие перенесённой в детстве оспы.
Виктор РЕМИЗОВСКИЙ
г. Хабаровск.
* Александрийский стих — это шестистопный ямб. В XII веке такими стихами была написана поэма об Александре Македонском — отсюда и название. Вот пример из Кондратия Рылеева: — «Надменный временщик, и подлый и коварный. Монарха РИ*% хитрый льстец и друг неблагодарный».
В каком переводе лучше читать «Илиаду» и «Одиссею»?
Но Вересаев легче читается, понятнее. Меньше надо тратитт сил, чтобы настроится на восприятие итак непростого текста. Я не знаю.
Михаил Радуга «Вне тела». Кто читал эту книгу?
Почему не существует ми диез и си диез в музыке? Дайте объяснение без сложной терминологии!?
Вообще-то, существует и очень даже хорошо применяется.
Но это мелкие интервалы, а существуют также ещё меньше. Только вот подвох в том, что далеко не все способны их услышать. От того у нас на Западе ничего подобного не применяется. Чаще всего это можно встретить на Востоке, где языки тоновые, что обязывает к хорошему слуху.
3 3 · Хороший ответ
Почему переводчики названий фильмов переводят их так глупо?(К прмеру, Иллюзия обмана-Now you see me)?
В чьем переводе лучше всего читать Фуко? Чей перевод самый понятный и правильный?
Отличное – «История безумия» в переводе И. Стаф. У неё есть ещё рецензия на «Ненормальные» – http://magazines.russ.ru/oz/2004/6/2004_6_29.html
(тогда плюс ещё рецензия Д. Голобородько, тут прекрасные и точные замечания насчёт перевода названия http://sinijdivan.narod.ru/sd6rez3.htm)
Не могу вспомнить, переводил ли что-то А. Дьяков, – если да, то, судя по его книгам «Мишель Фуко и его время» и «Философия постструктурализма во Франции», доверять его переводам можно!)
«Надзирать и наказывать» в пер. В. Наумова читала на 2 курсе, – с уверенностью могу сказать, что там всё понятно.)
Нужно всегда учитывать,
б) когда вышел русский перевод – к примеру, издание 2002 г., первый том «Интеллектуалов и власти» с первой же статьи «Безумие и общество» (1970) анахронично обрушивает на читателя слово «педерасты», будто бы не ощущая, что тем самым едва ли не дискредитирует все труды и старания МФ. Проверила по оригиналу в Dits et écrits, вдруг там pédés (что само по себе для контекста лекции, а не интервью журналу Gay Pied, сомнительно), – но нет, там прозаичное homosexuels. (Перевод С. Офертаса под общей редакцией В. Визгина и Б. Скуратова).
Том 3 – пер. Б. Скуратова, под общ. ред. В. Большакова (2006), там вроде бы такого не встретилось 🙂
–или, например, перевод «Истории сексуальности», вышедший у нас в 1996 г. с комментарием и послесловием самой переводчицы С. Табачниковой (присутствие таких разделов кажется важным и ценным), читая который, думаешь прежде всего о гигантской проделанной работе, а не о недочётах перевода.
Если интересуют переводы на английский: есть книжка Afary J., Anderson K. (2004) Foucault and the Iranian Revolution: Gender and the Seductions of Islamism, где приведены в английском переводе (тоже сравнивала с оригиналом, мне показалось всё очень точным) все тексты репортажей МФ об Исламской революции и последующей газетной полемики (по-русски один из репортажей, «Революция голых рук», есть в Томе 2 «Интеллектуалов и власти» (2005), – парадокс заключается в поверхностности, иррелевантности etc. самого исследования и прочтения МФ авторами. Что же касается более популярных переводов некрупной формы, вроде сборников Power/Knowledge, то в работе над ними зачастую принимали участие те, кто были его студентами в Беркли, что уже является определённым гарантом качества.
Кстати, нужно быть особенно аккуратным и внимательным при чтении, если в исследовательской статье, написанной по-английски, автор делает разбор той или иной формулировки (под «разбором» имеется в виду и контекст, и синтаксические/грамматические/подобные признаки), – случается так, что он не опирается на оригинальный текст, более того, в библиографии часто все издания МФ (и критические статьи) только по-англ., что, как мне кажется, в серьёзной публикации недопустимо.
Переводы илиады на русский
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Сравнительный анализ переводов «Илиады» и «Одиссеи». ДЗ №3
Прежде всего, стоит сказать о том, что переводчик в процессе своей работы не просто воспроизводит текст, но и проявляет себя как писатель, дополняя и обыгрывая оригинал, создавая своё уникальное произведение. Переводы, являясь неповторимыми творениями русских авторов, обладают разной степенью художественной значимости. Сравнивая переводы «Илиады», русский литературовед М. Л. Гаспаров утверждал, что «для человека, обладающего вкусом, не может быть сомнения, что перевод Гнедича неизмеримо больше дает понять и почувствовать Гомера, чем более поздние переводы Минского и Вересаева». Он точно обозначил разницу переводов Гнедича и Вересаева, заметив, что Вересаев писал «для неискушенного читателя современной эпохи, а Гнедич — для искушенного читателя пушкинской эпохи». Логично предположить, что эта разница была обусловлена временем написания переводов и индивидуальными особенностями стиля переводчиков. Гнедич и Жуковский создавали свои переводы в первой половине XIХ века, прибегая к использованию архаичной лексики, в то время как Вересаев, писатель XX века, стремился преодолеть эту архаичность. Тем не менее, делая более поздний перевод «Илиады» и «Одиссеи», Вересаев не старался каждое слово сделать непохожим на перевод Гнедича и Жуковского, многие строки он сохранил, придерживаясь своего убеждения, что «все хорошее, все удавшееся новый переводчик должен полною горстью брать из прежних переводов».
Выбранные нами для сопоставительного анализа отрывки из «Илиады» (в переводах Гнедича и Вересаева) и «Одиссеи» (в переводах Жуковского и Вересаева), эпизоды гибели Патрокла, прощания Гектора с Андромахой и отплытия судна Телемаха, наилучшим образом отражают личностные качества гомеровских героев. Такое внимание к внутреннему содержанию человеческой личности является отличительной чертой творчества Гомера.
На основе анализа этих эпизодов можно говорить о схожести переводов, что свидетельствует об их несомненной близости к первоисточнику и помогает нам заглянуть сквозь века и почувствовать поэтический дух самого Гомера. Но нельзя не заметить, что каждый поэт привносит в произведение что-то свое.
Основные различия в переводах можно обнаружить, анализируя лексический уровень текста. В переводе Вересаева мы не встретим таких слов и выражений, как «одеянный», «в сонмах», «шествовал», «очи», «брег», «даровала». Писатель заменяет их на более нейтральные и разговорные: «укрытый», «в давке», «шагал», «глаза», «берег», «послала». Гнедич использует в своем переводе высокую лексику («кои полягут во прах», «вкруг» у Гнедича и «на землю пыльную свергнут», «вокруг» у Вересаева). Различия в переводах можно проследить и на уровне синтаксиса. Например, Вересаев не использует такие устаревшие синтаксические конструкции, как «приближалась бо к Гектору гибель». Там, где Гнедич с трагическим пафосом обращается к герою «Тут, о Патрокл, бытия твоего наступила кончина», Вересаев опускает междометие, делая слог более простым, но создает эмоциональный накал с помощью восклицания «Тут, Патрокл, для тебя наступило скончание жизни!»
Перевод Жуковского «Одиссеи» представляется в какой-то степени более поэтичным, нежели перевод Вересаева, прозаика по роду литературной деятельности. В основном, это отражается на использовании художественных средств: Жуковский дважды применительно к Афине употребляет эпитет «светолоокая», в то время как Вересаев в первом случае не прибегает к помощи данного средства вообще, а во втором называет Палладу «совоокой».
По нашему мнению, переводы Гнедича, Жуковского и Вересаева по-своему уникальны и интересны для читателя, потому что каждый из них позволяет нам хоть на немного приподнять тяжёлый занавес, отделяющий древность от современности.